Среди бродячих мастеровых, ходивших по дворам российских городов, особняком держались медники (или, как их еще называли, лудильщики). Дело в том, что они были самыми настоящими универсалами, умевшими владеть многими инструментами. Они знали себе цену и в общении с клиентами держались уверенно, с достоинством.
Лет 100 назад живший в России народ знал цену кухонной утвари и старался бережно к ней относиться. Да и стоила она немало. Например, в середине XIX века обычный латунный самовар стоил 9 рублей 75 копеек — по тем временам немалая сумма. Еще дороже — 10 рублей 25 копеек — стоил никелированный самовар. Дорого стоила и медная посуда. Обычная медная кастрюля, в зависимости от размера, стоила от 1,5 до 7,5 рубля. А медный пудовый котел — целых 28 рублей.
Опасная посуда
Почему посуду делали из меди? Дело в том, что кухонная утварь из нее имела преимущества перед аналогами, сделанными из других металлов. Высокая теплопроводность меди позволяла получить при той же массе и толщине самый равномерный прогрев поверхности кастрюли или сковородки. С появлением дешевого алюминия это преимущество исчезло. Но в XIX — начале XX века алюминий был редким и дорогим материалом.
Поэтому прохудившийся чайник или самовар не выбрасывали, а старались по возможности починить. И пусть после ремонта они частично теряли товарный вид, но зато в них можно было кипятить воду, варить еду, жарить картошку или яичницу. Медная утварь со временем переходила от матери к дочери, а от нее — к внучке.
Но медь имела и один весьма существенный недостаток. Она быстро окислялась. А оксиды меди довольно ядовиты. Чтобы не наносить вред своему здоровью, хозяйки при первой же возможности лудили посуду изнутри. Занимались этим мастеровые-лудильщики, которые ходили по дворам и искали тех, кто нуждался в их услугах.
Сам процесс лужения представлял собой следующую операцию: посуду обезжиривали в содовом растворе, тщательно промывали в холодной воде. Затем нагревали до температуры плавления олова. После этого в посуду вливали расплавленное в ковше олово, посыпали порошком нашатыря и растирали тщательно всю поверхность паклей, также посыпанной нашатырем. Чтобы получить более толстый слой, лужение повторяли 2 или даже 3 раза.
Учитывая, что олово было весьма мягким металлом, полуда довольно быстро вытиралась, и через какое-то время эту процедуру приходилось повторять.
Все свое ношу с собой
Медники-лудильщики в поисках потенциальных клиентов заглядывали во дворы городских домов и громко зазывали тех, кто нуждался в их услугах. Вот что пишет о них Лев Успенский в своей книге «Записки старого петербуржца».
«- Паять-лудить! А вот — паяать-лудить! — Гулко, заунывно и непонятно: "паять-лудить?"
Эти окна выходят на двор, на север, на пути Финляндской дороги за крышами домов, на плохо видимое и не очень интересное. Но сквозь них со двора доносится до меня странный, требующий объяснения заунывно-звонкий призыв:
— Паять-лудить! А вот — паять-лудить!
Стул подтащен к подоконнику, я стал на него коленками и, пока не страшно, высовываюсь наружу.
Спиной к саду — посреди булыги, стоит чернобородый мужик с мешком (мне уже шесть, мешком меня теперь не испугаешь!) за плечами. На шее у него подвешены на веревочках большой медный чайник, два сотейника, кастрюлька красной меди, что-то еще.
Он стоит и, задрав бороду, пытливо всматривается поочередно в окна по всем четырем этажам. Потом мечтательно прикрывает глаза, как певец на сцене.
— Паяать-лудиить, а? — как птица, все на тот же, высоковатой по его бородище и плечам, мотив запевает он. — Паять-лудить? — чуть более требовательным тоном: что же, мол, вы там, заснули все?
Никто не отзывается, никто не выглядывает в окна. Я — не считаюсь. Подумав, он пускает для проверки более сильное заклинание:
— Посуду медну. паять-лудить?!
Никакого впечатления. Нагнувшись, он поднимает с земли второй чайник — ведерный, трактирный или артельный, встряхивается — и медяшки его гремят, — поправляет мешок за спиной и уходит.
Не скажу почему, мне становится как-то грустновато. Может быть, жалко бородача: кричал-кричал!»
Профессия медника-лудильщика постепенно сошла на нет. Последние такие мастера появлялись во дворах российских городов где-то в 1950-х годах. Их наследниками стали сварщики, которые пользовались уже не древним паяльником, а сварочным электродом и защитной маской. Правда, посуду гражданам они уже не чинили.
Ещё интересные материалы с сайта "Загадки истории"
Среди бродячих мастеровых, ходивших по дворам российских городов, особняком держались медники (или, как их еще называли, лудильщики). Дело в том, что они были самыми настоящими универсалами, умевшими владеть многими инструментами. Они знали себе цену и в общении с клиентами держались уверенно, с достоинством.
Лет 100 назад живший в России народ знал цену кухонной утвари и старался бережно к ней относиться. Да и стоила она немало. Например, в середине XIX века обычный латунный самовар стоил 9 рублей 75 копеек — по тем временам немалая сумма. Еще дороже — 10 рублей 25 копеек — стоил никелированный самовар. Дорого стоила и медная посуда. Обычная медная кастрюля, в зависимости от размера, стоила от 1,5 до 7,5 рубля. А медный пудовый котел — целых 28 рублей.
Опасная посуда
Почему посуду делали из меди? Дело в том, что кухонная утварь из нее имела преимущества перед аналогами, сделанными из других металлов. Высокая теплопроводность меди позволяла получить при той же массе и толщине самый равномерный прогрев поверхности кастрюли или сковородки. С появлением дешевого алюминия это преимущество исчезло. Но в XIX — начале XX века алюминий был редким и дорогим материалом.
Поэтому прохудившийся чайник или самовар не выбрасывали, а старались по возможности починить. И пусть после ремонта они частично теряли товарный вид, но зато в них можно было кипятить воду, варить еду, жарить картошку или яичницу. Медная утварь со временем переходила от матери к дочери, а от нее — к внучке.
Но медь имела и один весьма существенный недостаток. Она быстро окислялась. А оксиды меди довольно ядовиты. Чтобы не наносить вред своему здоровью, хозяйки при первой же возможности лудили посуду изнутри. Занимались этим мастеровые-лудильщики, которые ходили по дворам и искали тех, кто нуждался в их услугах.
Сам процесс лужения представлял собой следующую операцию: посуду обезжиривали в содовом растворе, тщательно промывали в холодной воде. Затем нагревали до температуры плавления олова. После этого в посуду вливали расплавленное в ковше олово, посыпали порошком нашатыря и растирали тщательно всю поверхность паклей, также посыпанной нашатырем. Чтобы получить более толстый слой, лужение повторяли 2 или даже 3 раза.
Учитывая, что олово было весьма мягким металлом, полуда довольно быстро вытиралась, и через какое-то время эту процедуру приходилось повторять.
Все свое ношу с собой
Медники-лудильщики в поисках потенциальных клиентов заглядывали во дворы городских домов и громко зазывали тех, кто нуждался в их услугах. Вот что пишет о них Лев Успенский в своей книге «Записки старого петербуржца».
«- Паять-лудить! А вот — паяать-лудить! — Гулко, заунывно и непонятно: "паять-лудить?"
Эти окна выходят на двор, на север, на пути Финляндской дороги за крышами домов, на плохо видимое и не очень интересное. Но сквозь них со двора доносится до меня странный, требующий объяснения заунывно-звонкий призыв:
— Паять-лудить! А вот — паять-лудить!
Стул подтащен к подоконнику, я стал на него коленками и, пока не страшно, высовываюсь наружу.
Спиной к саду — посреди булыги, стоит чернобородый мужик с мешком (мне уже шесть, мешком меня теперь не испугаешь!) за плечами. На шее у него подвешены на веревочках большой медный чайник, два сотейника, кастрюлька красной меди, что-то еще.
Он стоит и, задрав бороду, пытливо всматривается поочередно в окна по всем четырем этажам. Потом мечтательно прикрывает глаза, как певец на сцене.
— Паяать-лудиить, а? — как птица, все на тот же, высоковатой по его бородище и плечам, мотив запевает он. — Паять-лудить? — чуть более требовательным тоном: что же, мол, вы там, заснули все?
Никто не отзывается, никто не выглядывает в окна. Я — не считаюсь. Подумав, он пускает для проверки более сильное заклинание:
— Посуду медну. паять-лудить?!
Никакого впечатления. Нагнувшись, он поднимает с земли второй чайник — ведерный, трактирный или артельный, встряхивается — и медяшки его гремят, — поправляет мешок за спиной и уходит.
Не скажу почему, мне становится как-то грустновато. Может быть, жалко бородача: кричал-кричал!»
Профессия медника-лудильщика постепенно сошла на нет. Последние такие мастера появлялись во дворах российских городов где-то в 1950-х годах. Их наследниками стали сварщики, которые пользовались уже не древним паяльником, а сварочным электродом и защитной маской. Правда, посуду гражданам они уже не чинили.
Ещё интересные материалы с сайта "Загадки истории"
Собственно, почитывая рубрики MYSLO, подумалось, что как-то и чего-то не хватает. Общение есть, информация присутствует, конкурсы проводятся и т.д.
Это предложение, скорее всего. Дело в следующем.
У кого-то с рождения руки растут не из того места, а кто-то из портальцев меняет головку блока цилиндров с закрытыми глазами в полной темноте и в хлам упоротый, но качественнее и быстрее, чем в автосервисе, и практически даром, что не мало важно.
Кто-то обои поклеит на раз, а у другого(ой) времени на это нет, да и желания, если честно, а в серванте застоялась с позапрошлого НГ, никому не нужная бутылка хорошего коньяка.
Кто-то готов обменяться марками, которые лет 30 собирает или открытками с фото артистов.
Кто-то разводит кроликов, но мечтает стать цветоводом, другой (ая) наоборот.
Кто-то электрика искал, кому-то тещу за город отвезти. не надолго. с вещами.
Кому-то необходимо мебель перетянуть или ОС на ноуте сменить.
Зверей бездомных предлагать — есть отдельная рубрика, а в аэропорт в следующее воскресенье из Тулы с кем-то из своих не плохо бы.
Кто-то юридически подкован и готов советом помочь, а кто-то знает 8 языков и ищет шабашку по переводам на выходные.
У кого-то двоюродный брат тестя пишет маслом на заказ.
Все это есть на MYSLO, но раскидано по разным темам и постам. Не назрела ли необходимость в создании спец.рубрики, типа БАРАХОЛКА?